Биографии великих людей

Бакст Лев Самойлович

(27.04(09.05).1866 - 27.12.1924)

«Он — художник в душе» — это слова Александра Николаевича Бенуа из той главы его книги «Мои воспоминания», которая называется «Левушка Бакст»1. Настоящее имя Бакста — Лев Самойлович Розенберг2. Бенуа познакомился с ним в марте 1890 года и сразу же решил привлечь его к сотрудничеству в кружке, в котором угадывались контуры будущего «Мира искусства». Первые впечатления были противоречивыми. «Наружность господина Розенберга, — писал Бенуа, — не была в каком-либо отношении примечательна. Довольно правильным чертам лица вредили подслеповатые глаза («щелочки»), ярко-рыжие волосы и жиденькие усики над извилистыми губами. Вместе с тем застенчивая и точно заискивающая манера держаться производила если не отталкивающее, то все же не особенно приятное впечатление»3.

Лев Розенберг родился 27 апреля (9 мая) 1866 года в г.Гродно в семье состоятельного бизнесмена, занимавшегося биржевыми операциями. Но отец его рано умер, и на руках у старшего в семье сына остались мать, бабушка, две сестры и младший брат.

С 1883 года Лев Розенберг состоял вольнослушателем при Академии художеств. Примечательно, что первые его самостоятельные шаги в искусстве были связаны с книгой. Кто-то познакомил его с издателем, выпускавшим «книжки для народа». Для нехитрых брошюрок Лев сделал несколько рисунков пером, которые воспроизводились в технике цинкографии. На одном из них был изображен проповедник и религиозный писатель отец Иоанн Кронштадтский (Иоанн Ильич Сергиев, 1829—1908), пользовавшийся в ту пору колоссальной популярностью. На втором была представлена Жанна д'Арк на костре. Под рисунками стояла подпись «Л.Бакст». Так появился широко известный впоследствии псевдоним, происхождение которого не вполне ясно. Определенный, хотя и небольшой заработок в начале 1890-х годов давала работа в журналах «Художник» и «Петербургская жизнь».

Бенуа познакомил Бакста со своими друзьями — Валентином Нувелем и Дмитрием Философовым. «Принадлежность к еврейству, — вспоминал Бенуа, — создавала Левушке в нашем кругу несколько обособленное положение. Что-то пикантное и милое мы находили в его говоре, в его произношении... Он как-то шепелявил и делал своеобразные ударения. Нечто типично еврейское звучало в протяженности его интонации и в особой певучести вопросов»4. Смущало приятелей пристрастие Бакста к академической школе, к творчеству передвижников. Это сказывалось в выборе сюжетов картин, близких то ли к Крамскому, то ли к Маковскому. Впрочем, на все это вскоре перестали обращать внимание. Знакомство перешло в дружбу, которая с годами окрепла и выдержала в ту неспокойную и тревожную эпоху многие испытания.

Лев Самойлович Бакст, конечно, был прежде всего живописцем. Он успешно работал в жанре портрета. Широко известен выполненный им в 1906 году портрет Сергея Павловича Дягилева (1872—1929), написанный маслом. Не менее хороши и графические портреты, например автопортрет, выполненный в 1906 году, в котором акварель соседствовала с черным и синим карандашом. Или исполненный год спустя портрет писателя Андрея Белого (Борис Николаевич Бугаев, 1980—1934).

Прославился Бакст и как театральный художник. Сделанные им эскизы костюмов к пьесе Оскара Уайльда (1854—1900) «Саломея», к балету Николая Андреевича Римского-Корсакова (1844—1908) «Шехерезада» или к балету Мориса Равеля (1875—1937) «Дафнис и Хлоя» подлинно графичны и могут восприниматься как иллюстрации.

С созданием «Мира искусства» — как сообщества, так и издаваемого им журнала — Лев Бакст стал его активным участником. Начиная с первого же года издания журнала из номера в номер в нем печаталась нарисованная им издательская марка, на которой изображен вполне реалистичный белый орел на черном фоне. В обложках и виньетках, сделанных Бакстом для журнала, почти нет растительной орнаментики, столь привычной в работах Константина Андреевича Сомова (1862—1939). Графика Бакста «населена» не цветами, листьями и бутонами, а людьми или вполне очеловеченными образами неземных существ.

На обложке первого номера «Мира искусства» за 1902 год мы видим даму в затейливой шляпке и господина в цилиндре, стоящих друг против друга и прислонившихся к стенам комнаты, интерьер которой пугает своей причудливостью. А в заставке к стихотворению Константина Дмитриевича Бальмонта (1867—1942), опубликованному в журнале в 1901 году, Бакст изображает обнаженного, но явно бесполого ангелочка, опирающегося на цилиндрическую тумбу.

Известный искусствовед Алексей Алексеевич Сидоров (1891—1978) писал: «Рисунок... Бакста подводит нас вплотную к тому торжеству графического начала, которое является характерным для “Мира искусства”»5. Поводом для такого высказывания стал находившийся в коллекции Сидорова пейзаж, сделанный художником в одной из его поездок. В отношении этого рисунка Сидоров заметил: «Поражаешься, как графично трактует природу Бакст. Очертания деревьев и кустов, гор на заднем плане и фигур стаффажа (так искусствоведы называют фигурки людей и животных, вкрапленные в пейзаж. — Е.Н.) обведены карандашным контуром, в ряде мест рисунка трактованы как кружево. В пейзаже налицо особая композиционность, равновесие частей, есть своя ритмика и своя неоспоримая декоративность. Но главной остается игра линий. В сущности, как раз то, что совершенно отсутствовало в XIX веке...» Игра линий, сближающая Бакста с Обри Бердслеем (1872—1898), о котором мы уже рассказывали нашим читателям, характерна и для «книжных» работ Льва Самойловича Бакста.

«Мир искусства» совершил, можно сказать, бескровную революцию в искусстве оформления русской книги. По словам одного из мастеров младшего поколения мирискуссников Дмитрия Исидоровича Митрохина (1883—1973), «в 1900-х годах оформление изданий стало ремесленным. Обложки, рисунки, шрифт — мелко, сухо и тощо — невыразительно. Ново, сильно и артистично было то, что печаталось, подписанное именами: Лансере, Билибин, Бакст»6. Соглашаясь с этим высказыванием, я бы, однако, вместо «в 1900-х годах» написал «к 1900-м годам», да еще изменил бы порядок имен, поставив на первое место Бакста, — хотя бы для того, чтобы соблюсти хронологию, принимая во внимание время, когда эти мастера пришли в книжное искусство.

Журнал «Мир искусство» просуществовал недолго — до конца 1904 года. Всего в свет вышло 96 его номеров. В советской литературе его оценивали однозначно: «журнал проповедовал безыдейность, аполитичность в искусстве, мистицизм»7.

Для Бакста, привыкшего к журнальной работе и любившего ее, закрытие «Мира искусства» было неприятным событием. Но вскоре он нашел новое место для приложения своих способностей — ежемесячный журнал «Золотое руно», который начал выходить в Москве весной 1906 года. Журнал издавал и редактировал Н.П.Рябушинский. Принадлежность к богатейшей московской семье позволяла ему не ограничивать себя в средствах. Журнал был в полном смысле слова роскошным — печатался параллельно на русском и французском языках на прекрасной мелованной бумаге в большом и непривычном для русской журналистики квадратном формате, обильно иллюстрировался. Предисловие к первому номеру было отпечатано золотом.

В «Золотом руне» печатались Александр Блок, Андрей Белый, Вячеслав Иванов, Дмитрий Мережковский. Сотрудничали с журналом ведущие художники. Первый номер иллюстрировал Михаил Александрович Врубель (1858—1910). Второй номер был отдан Константину Сомову, а третий — Виктору Эльпидифоровичу Борисову-Мусатову (1870—1905). С Львом Самойловичем Бакстом мы встречаемся в четвертом номере «Золотого руна» за 1906 год. Здесь были помещены и его автопортрет, о котором речь шла выше, и эскизы костюмов для театральных постановок. Когда «Золотое руно» прекратило существование, Л.С.Бакст начал сотрудничать в журнале «Аполлон», выходившем в Санкт-Петербурге с октября 1909-го по 1917 год. Бакст делал для этого журнала обложки, рисовал иллюстрации и виньетки.

Иллюстрировал Лев Самойлович и книги. В апреле 1907 года петербургское издательство «Оры» выпустило, а Товарищество «Вольная типография» напечатало книгу Александра Александровича Блока (1880—1921) «Снежная маска». Это была третья книга поэта, во многом программная. Тираж ее по тогдашним меркам был большой — 950 экземпляров. Шрифтовую обложку для книги, напечатанную синей и черной красками, сделал Л.С.Бакст. Ему же принадлежит фронтиспис, на котором изображен молодой человек, преследующий даму в маске.

Рисунок фронтисписа экспрессивен и динамичен. Пейзаж, на фоне которого разворачивается действие, обозначен лишь условно: заснеженные деревья на заднем плане да дом с сосульками над крыльцом. Однако молодые люди одеты совсем не по-зимнему. Лицо дамы закрыто, но современники догадывались, что под маской незнакомки таится Смерть. «С одной стороны, — пишет по этому поводу Алексей Алексеевич Сидоров, — в годы разочарования и пессимизма после временной победы реакции образы смерти чем дальше, тем больше стали входить как тема в русскую графику; с другой — «маскарадность», театральность возникла из убеждения, что внешняя видимость мнимого благополучия, официально провозглашаемого, есть обман, что задачей искусства является преодоление его»8. И Сидоров вспоминает об обложке Константина Сомова к книге «Театр. Лирические драмы» Александра Блока, где Смерть в образе скелета разделяет благополучных дам, лица которых также закрыты масками. Аналогия допустима, но говорить о влиянии Сомова на Бакста не приходится, поскольку «Театр» появился примерно на год позднее «Снежной маски».

Формат книги был небольшой, поэтому рисунок Бакста, оригинал которого не сохранился, при репродуцировании был уменьшен и от этого явно проиграл. Концовки для «Снежной маски» и издательскую марку делал представитель второго поколения мирискуссников Мстислав Валерианович Добужинский (1875—1957).

Литературные симпатии Л.С.Бакста, как и многих других художников-мирискуссников, принадлежали символистам. Но он иллюстрировал и русскую классику. В качестве примера назовем больше станковую, чем книжную иллюстрацию к «Носу» Николая Васильевича Гоголя. Впрочем, Гоголя в начале ХХ столетия иллюстрировали много и охотно такие разные мастера, как Дмитрий Николаевич Кардовский (1866—1943), Константин Андреевич Сомов, Сергей Алексеевич Коровин (1858—1908)...

Из оформительских работ Льва Бакста стоит назвать и книгу «Русский балет», выпущенную петербургским издательством «Голике и Вильборг». Здесь нас привлекают изящные и ненавязчивые штудии обнаженного женского тела.

Обобщая все написанное выше о Л.С.Баксте, нужно признать, что книга и журнал никогда не были для него местом основного приложения своих усилий. Он оставил в наследство десятки примечательных работ, но шедевров подобных «Пиковой даме» и «Медному всаднику» А.Н.Бенуа или «Книге маркизы» К.А.Сомова не создал. Хорошо сказал об этом искусствовед Николай Радлов: «Лев Бакст как график занимает во многих отношениях как бы среднее положение между Бенуа и Сомовым. Сомов, хотя и не профессионал книги, но уже специалист, мастер книги, отдающий ей весьма значительную часть своих сил. Бакст работал над книгой гораздо меньше; его влекло к другим задачам декоративного искусства. Широкий размах его декоративного дарования, его яркие, красочные замыслы не вмещались в книжный лист, и он уделял ему лишь немного времени... По характеру своего графического дарования Бакст стоит... между Бенуа и Сомовым. Он больше виньетист, чем первый, и больше иллюстратор, чем второй».9

Умер Лев Самойлович Бакст в Париже 27 декабря 1924 года. Два дня спустя Константин Андреевич Сомов писал сестре из Нью-Йорка: «Знаешь ли, что на днях умер Бакст. Подробностей я еще не знаю. Вот ушел и 2-й наш сверстник (1-й был Нурок) и это очень грустно. А как он всю жизнь боялся смерти!»10. Балеты в постановке Бакста еще долгое время шли в Париже. Друзья о нем не забывали — тот же Сомов 3 декабря 1933 года сообщал сестре: «На днях у меня были Валечка [Валтер Федорович Нувель] и Эрнст [искусствовед Сергей Ростиславович Эрнст]. Валечка пришел для того, чтобы прочесть нам письма Бакста к нему... Он их читал, подражая интонации и манере говорить Бакста. Письма написаны очень блестяще, остроумно, смешно...»11.

На родине же о Льве Самойловиче Баксте очень долго не вспоминали. Он считался эмигрантом, а значит, врагом. Хотя, строго говоря, эмигрантом из Советской России он не был, поскольку жил в Париже с 1909 года.

К сожалению, и сегодня Бакста вспоминают редко. Недавнее 80-летие со дня его кончины прошло почти незамеченным.

Евгений Немировский